ВИКТОР МАЗИН "НЕВОЗМОЖНАЯ ПРОФЕССИЯ КАК ВОЗМОЖНОСТЬ ПСИХОАНАЛИЗА". ПСИХОАНАЛІЗ часопис №1, 2009 (№12).

В основании последующих рассуждений лежат две формулы Зигмунда Фрейда. Первая: психоанализ — невозможная профес­сия. Исходя из этой формулы, возникает проблематичность таких словосочетаний как «профессиональный психоаналитик», «про­фессиональная подготовка психоаналитика» и «профессиональное психоаналитическое сообщество».

Проблематичность этих словосочетаний призывает обратить­ся ко второй формуле: психоанализ — искусство толкования. С одной стороны, эта формула может быть проинтерпретирова­на в терминах Феликса Гваттари, понимающего психоанализ как особую эстетическую парадигму. С другой стороны, эта формула может быть осмыслена сквозь призму размышлений Жака Лакана: психоанализ — не просто искусство, но искусство невозможное, иначе говоря, — реальное.

Каждая формула будет рассмотрена дважды, в одном случае акцент будет стоять на первом слове, в другом, — на втором:

  • психоанализ — невозможная профессия;

  • психоанализ — искусство толкования;

  • психоанализ — искусство толкования;

  • психоанализ — невозможная профессия.

Впрочем, на сей раз три последних раздела — пунктиром, поскольку они требуют отдельного рассмотрения. Сосредоточимся на первом разделе:

1. ПСИХОАНАЛИЗ - НЕВОЗМОЖНАЯ ПРОФЕССИЯ.

Логично для начала обратиться к самому понятию «профес­сия»; но прежде не лишним будет сказать, что сегодня слово «про­фессионал» несет безусловное позитивное значение. Такие слово­сочетания, как «она профессионально относится к своему делу»; «он — настоящий профессионал» подчеркивают достоинство лю­дей. Профессионал несомненно заслуживает доверия и уважения.

Что же такое профессия? Кто такой профессионал? В словаре иностранных слов читаем: «Профессия [лат.professio] — род тру­довой деятельности (занятий) человека, владеющего комплексом специальных теоретических знаний и практических навыков, при­обретенных в результате специальной подготовки, опыта работы» [16:407]. И соответственно: «Профессионал — человек, избравший какое-либо занятие своей профессией, специалист своего дела» [16:407].

Оба определения объясняют слово «профессионал» через сло­во «специалист». Специалист [лат. specialis - особый] — человек, обладающий специальными знаниями и навыками в какой-либо области; человек, хорошо что-либо знающий, мастер своего дела. Итак, первый атрибут — знание. Профессионал — тот, кто зна­ет, знаток, эксперт.

Что же именно знает профессионал? А знает он, как нужно делать свою работу. И это — второй атрибут. Профессионал ра­ботает. Профессия — то, что имеет отношение к работе; к работе, а не, скажем, к хобби. Профессиональные знания используются в рабочее, а не в свободное от работы время.

Где профессионал набрался своих знаний? Он прошел специ­альную подготовку. Профессионалами, как известно, не рождают­ся. Ими становятся.

Следуя за словарными определениями, можно, наконец, ска­зать, что профессиональный психоаналитик:

ПОДГОТОВКА ПСИХОАНАЛИТИКА

В результате специальной подготовки обретаются представле­ния, позволяющие разбираться в той или иной ситуации. Специаль­ная подготовка дает возможность быть готовым к любому случаю. И здесь мы сталкиваемся с первой невозможностью, ведь случай на то и случай, чтобы быть непредсказуемым, непредвиденным, априори невозможным; иначе говоря, случай возможен всегда уже задним числом. Поскольку в психоаналитической ситуации мы каждый раз, в каждом отдельном случае сталкиваемся с не­повторимой историей субъекта, то возникает вопрос: как мы можем знать эту историю? Откуда у психоаналитика знание о другом? Благодаря какой — априори невозможной — подготовке он готов ко всем случаям жизни? Можно сказать, психоаналитик обладает тем, чем не обладает. Закономерно Лакан называет психоаналити­ка не субъектом знания, профессионалом, а субъектом якобы знающим. В каждом отдельном случае техника якобы знающего субъекта изобретается заново. Формула Лакана на сей счет — «Фрейд нам техники не завещал». В каждом отдельном случае психоаналитик не знает, что делать, разумеется, кроме того, чтобы слушать то, что приходит анализанту в голову. Априорное знание аналитика может сыграть лишь злую шутку. Фрейд, между тем, прекрасно осознавал данную проблему, говоря психоаналитику: понимание того, что говорится сегодня, приходит завтра, осозна­ние сказанного на первом сеансе, возникает иногда спустя месяцы и даже годы, знание приходит задним числом. Это не знание будущего, но знание, которому еще только предстоит придти из будущего.

Итак, в результате специальной подготовки складываются некие универсальные представления о психической жизни. На­пример, о бессознательном, вытеснении, влечениях, желаниях... Причем, универсальность этих знаний утверждается исклю­чительно в сингулярности каждого отдельного случая. Нет ничего удивительного, что эти универсальные, или даже якобы универсальные знания будущий психоаналитик получает не обыч­ным университетским путем (из прошлого, из опыта Другого, про­фессора). Даже метапсихологический универсализм обретается исключительно через сингулярность случайного.

У будущего психоаналитика нет возможности просто взять и выучить понятия и их определения, как это происходит при пере­даче знаний в классической университетской дисциплине. Какие определения могут захватить случайное, клинический случай, случай субъекта? Точнее, — захватить-то они могут, но что тогда останется от случая, кроме пределов самого определения? Именно по этому поводу возникает упрек Постороннего (героя «Проблемы дилетантского анализа»), который часто слышен именно сегодня: вы, профессиональные психоаналитики, подходите к живому чело­веку с заранее уготовленными ему схемами. В этом отношении, в отношении обучения необычайно интересны и важны слова Лака­на, сказанные им по ходу VII семинара: «Если то, чему я учу вас, названия обучения вообще заслуживает, то я не оставлю после себя ни одной из тех зацепок, которые позволили бы в дальнейшем плодить различные -измы. Другими словами, термины, которые я один за другим ввожу, и ни один из которых, будь то символичес­кое, означающее или желание, судя по вашему замешательству, так и не показался вам до сих пор, к счастью, чем-то таким, без чего нельзя обойтись — термины эти никому не послужат, с моей подачи, чем-то вроде интеллектуального амулета» [10:325]. С чьей- то еще подачи, с подачи невозможной академизации, сциентизации психоаналитического учения, может быть и возможна фетишизация концептуального аппарата, но желание Лакана — оставить его от­крытым, не повторить того заблуждения, в котором уже оказались различные школы, подвергшие психоанализ психологизации и его, тем самым, аннигилировавшие.

В послесловии к «Проблеме дилетантского анализа» 1927 года Фрейд вновь задается вопросом, какое образование наиболее все­го подходит для психоаналитика, и отвечает: «...оно не должно быть таким, каким университет (медицинский факультет) предпи­сывает его будущему врачу» [22:146]. Психоанализ — не универ­ситетская профессия, не та профессия, которой можно научить, исходя из заранее данного, передаваемого в устойчивых понятиях и определениях объективного знания. В терминах Лакана, психо­аналитический дискурс — не университетский, и психоаналитичес­кое образование — не университетское, не структурирующееся фетишизмом интеллектуальных амулетов.

В той же «Проблеме дилетантского анализа» Фрейд называет психоаналитика не профессионалом, а дилетантом, подразумевая, что он — не врач. Означает ли это, что врач ни при каких об­стоятельствах не может быть психоаналитиком? Разумеется, нет. Врач очень даже может стать психоаналитиком, но при этом ему придется изменить своей врачебной подготовке, изменить свое представление о таких фундаментальных понятиях как «больной», «симптом», «лечение». Ему придется отречься от своих представ­лений об определенном и определении.

Итак, психоаналитик — дилетант, der Laie. Это слово перево­дится как: 1) неспециалист, дилетант; любитель; 2) мирянин, лицо, не имеющее духовного звания. Используя это слово, Фрейд под­разумевает две оппозиции, а, если быть более точным, то он под­вергает две оппозиции деконструкции. Он деконструирует две фун­даментальные социальные оппозиции: любитель/профессионал и священник/мирянин. В результате этой операции члены оппозиций утрачивают свое привычные якобы непоколебимые значения. Как сказал бы Фрейд, любитель в нашем случае — не совсем любитель, профессионал — не совсем профессионал, священник — не совсем священник, мирянин — не совсем мирянин. Более того, все они не только не совсем они, но совсем даже не они.

Любитель — тот, кто любит то, что делает, а работу и профес­сию любить возможно, и желательно, но совсем не обязательно. Зачастую любитель может делать дело не хуже профессионала, а, в общем-то, в силу любви скорее даже лучше. Фрейд между тем не столько задается вопросом, кто должен заниматься пси­хоанализом, сколько вопросом, кто им заниматься не должен. Не должен им заниматься тот, кто испытывает к нему антипатию; то есть тот, кто эту работу не любит. Психоаналитик, в первую очередь, — тот, кто желает им быть, кто, по меньшей мере, ис­пытывает к нему симпатию. Психоаналитика любящего свое дело в послесловии к «Проблеме дилетантского анализа» Фрейд на­зывает парадоксальным словосочетанием «светский священник». Психоаналитик — тот, кто любит психоанализ и, не превращая его в религиозный культ, является его священником.

И все же, как психоаналитик как профессиональный люби­тель, как светский священник обретает свое знание? Одна из клю­чевых формул Фрейда на сей счет: психоанализу невозможно научить, его можно только пережить. Ему не учатся, его переживают, то есть проживают, выживают и перерождаются.

Эта формула Фрейда очевидно противоречит словарному определению профессии. Переживание субъекта психоанализа, его переживание как преобразование занимает место «специаль­ной подготовки, опыта работы». Хотя, конечно, можно говорить о том, что переживание и есть специальная подготовка и опыт рабо­ты. Однако, как «объективно» оценить этот опыт? Да и позиция наставника [professor — лат. наставник; profiteer — преподава­тель, учитель] при этом переживании оказывается совершенно необычной, непривычной и даже загадочной. Наставник ничему не наставляет, преподаватель не преподает уроков, учитель не учит. Но связь между переживающим психоанализ анализантом и каким-то образом присутствующим при этом субъектом якобы знающим не вызывает сомнений. Связь эта настолько крепка, что анализант и аналитик не расстаются и после сеанса. Они гово­рят друг другу «до свидания», и анализант уносит аналитика с собой, точнее призрак аналитика не оставляет анализанта. Эту таинственную связь между ними Владимир Гранов назвал филиа­цией. Филиация — механизм психоаналитического наследования, переноса психоаналитического знания. Французское слово filiation означает родственные узы, порождение в цепочке аналитиков-и- анализантов. Причем, нейтральная позиция «наставника» позволя­ет говорить не столько о научении, влиянии, порождении, сколько о самопорождении. Филиация — символическая связь, переносная преемственность, приводящая в действие процесс сублимации ех niltilo.

Является ли филиация как переживание переноса, как за­конное происхождение [filiation légitime] — единственной формой становления психоаналитического субъекта, субъекта психоанали­тического дискурса? Похоже, что нет. Перенос на корпус Фрейда, на тело его письма — вот что обеспечивает, или, по крайней мере, поддерживает филиацию. В «Толковании сновидений» Фрейд, предписывая передачу будущего психоаналитического наследия, обращается к читателю: «Я должен, однако, попросить читателя на все это время превратить мои интересы в свои собственные и вместе со мной погрузиться в мельчайшие подробности моей жизни, ибо без такого переноса [solche Übertragung] понять скрытое значение снов невозможно» [19:124]. Чтобы что-то понять во фрейдовском корпусе, «анализанту текста» нужно перестать быть собой; без идентификации с призраком Фрейда в переносе «понять скрытое значение снов невозможно». Отношения с текстом предполагают аналитическую связь, переживание анализа в чтении.

Итак, подготовка психоаналитика предполагает два различных переноса, или, можно даже сказать, двойной перенос. Во-первых, на аналитика как на субъекта якобы знающего. Во-вторых, на символический корпус Фрейда. Два призрачных эффекта пред­писывают и прописывают рождение психоаналитика. Призраки переноса, а не университетские профессора ведут субъекта к пси­хоаналитическому преобразованию.

Переноса требуют и такие принципиальные тексты, в которых речь идет о психоаналитической идентичности, а именно — «Проб­лема дилетантского анализа» и «Анализ конечный и бесконечный». В VII главе статьи 1937 года «Анализ конечный и бесконечный» Фрейд и пишет о психоанализе как невозможной профессии. Пре­жде чем обратиться к этому месту в тексте, стоит отметить двус­мысленность самого словосочетания «невозможная профессия». Психоанализ — все же профессия, разве что невозможная. Па­радоксальным образом Фрейд утверждает психоанализ как про­фессию, указывая на его невозможность в качестве таковой. Пси­хоанализ — чуть ли ни бессознательно возможная профессия, ведь бессознательное не знает «не». В логике снятия отрицания невозможное возможно. Однако не в общепринятом смысле этой самой «возможности». Деконструктивным жестом Фрейд пишет «невозможность» в кавычках, то есть, если психоанализ и «не­возможная» профессия, то и возможности его существования в невозможном.